Нечистые духи славян-2

Верлиока - Сказочное чудовище у славян, обитающее в глухом лесу, разрушитель и истребитель всего живого. Встречается в русском, украинском и белорусском фольклоре.
    Описание Верлиоки достаточно традиционно для сказки, говорится, что он "ростом высокий, об Одном глазе, в плечах пол-аршина, на голове щетина, на клюку опирается, сам страшно ухмыляется". Это описание совпадает с изображениями некоторых персонажей детских страшилок.
   В образе Вердиоки отчетливо видны черты волшебника-великана. Он разрушает все вокруг себя, убивает каждого встречного. После гибели Верлиоки действие злого волшебства прекращается, и воскресают все, кого он убил. Для борьбы с злодеем объединяются люди (дед), животные (селезень) и неживые предметы (желудь, веревочка).
   В XX веке образ был творчески переработан, и Верлиока стал героем одноименной сказочной повести.В. Каверина. Некоторые исследователи определяют ее жанр как фэнтези, основывая свое суждение во многом именно на мифологическом происхождении образа.

Василиск, Василиско – в славянской мифологии мифический чудовищный змей; змея.

Василиск (латинское basiliskus, regulus от греческого basileus – «царь») увенчан гребнем в виде диадемы, а вылупляется, по поверьям, из петушиного яйца или из яйца, снесенного петухом и высиженного жабой (поэтому василиск может иметь голову петуха, туловище жабы, хвост змеи).

Василиск способен убивать взглядом или дыханием – от его дыхания сохнет трава, трескаются скалы. Чтобы спастись от василиска, нужно показать ему зеркало. Страшится он и крика петуха.

В бытующих великорусских поверьях упоминания о василиске редки. Есть некоторое (хотя и очень отдаленное) сходство между василиском и вылупляющимся из петушиного яйца змеем. Василиско – одно из традиционных названий змей в заговорах.

Образ завораживающего взглядом василиска (развитый своеобразной ассоциативной игрой: василиск – василисковый – васильковый) нашел отражение в представлениях крестьян об особых качествах василькового цвета – опасного, завораживающего, «бездонного». Соответственно оказались связанными василиск и васильки: на Василисков день (4 июня) запрещалось пахать и сеять, из опасения, что в поле вырастут одни васильки.

Вешница сорока - Опасная птица - оборотень; ведьмаптица в славянской мифологии.
    Представления о птице - предвестнице, предсказательнице и об оборачивающейся сорокой ведьме-вещице объединены распространенным в поверьях XIX-XX вв. у славян образом вещицы, вещейки (реже вещуньи).

Сорока - один из обычных обликов ведьмы, упоминания о котором постоянно встречаются в историко - литературных памятниках. В XIV в. митрополит Алексий заклинал ведьм - сорок. Заклинал их согласно народному преданию Иван Грозный. По царскому указу навезли со всех сторон в Москву ведьм и переметчиц "и рассадил их по крепостям со строгим караулом, чтобы не ушли. Тогда царь отдал приказ, чтобы всех привели на площадь. <...> Вышел сам царь на площадь и велел обложить ведьм соломой. Когда навезли соломы и обложили кругом, он приказал запалить со всех сторон, чтобы уничтожить всякое колдовство на Руси. Охватило полымя ведьм - и они подняли визг, крик, мяуканье. Поднялся густой черный столб дыма, и полетели из него сороки, одна за другою - видимо-невидимо... Значит, все ведьмы - переметчицы обернулись в сорок и улетели обманули царя в глаза.. (Тамб.обл.)
     Обернувшись сороками, ведьмы - вещицы (чаще всего две) могут действовать как "обычные ведьмы: выдаивать коров, портить людей (реже летать на шабаш, красть Луну).
   Своеобразное занятие, характеризующее сороку-вещицу (обычно бесхвостую), - похищение плода из чрева беременных женщин. Ведьмы - сороки летают ночью по домам и крадут еще неродившихся младенцев, зменяя их головнями, вениками, кусками сырой свинины. (Перм.Обл.)"голиками, лягушками, которые потом рождаются с даром слова" (Самар.обл.)
    Вещицы летают с едва заметным синим огоньком. По поверьям Томской губернии, ведьмы - вещицы проникают в дом через неблагословленные трубы.
   Даль (1880г.) приводит такое общерусское поверье: Две ведьмы могут вердить беременной по большей части в отсутствием мужа. Чтобы оградить себя от них, женщина, есди она спит одна, должна иметь при себе пояс мужа или иные принадлежащие ему вещи.
   Ведьмы - вещицы опасны тем, кто ложиться спать не перекрестившись или спит без креста, без пояса, навзничь. Появляясь в избе, сорока-оборотень словно парализует беременную, которая не может пошевелиться.
   Вещица, птица людоедка - воплощенная судьба и смерть однотвременно (представления о смерти как о похищении, поедании - одни из древнейших).

Водяницы - водяные девы - по верованиям древних славян, жены или дочери водяных, живут в реках, озерах или колодцах. Не злобны, но проказницы. Путают у рыбаков сети, могут сломать плотину или мост. В отличие от русалок не имеют хвоста.

Водяниха, водяница – дух, обитающий в воде или показывающийся у воды. Водяниха – женщина с длинными распущенными волосами. Чаще всего водяниху видят, когда она сидит на камне и расчесывает волосы, но при появлении человека тут же исчезает в воде, реже – угрожает ему.
По свидетельству из Новгородской губернии, «водяных женщин видят редко... Священник Заболотской церкви отец Андрей шел ночью через плотину к больному. Увидел женщину, чесавшую золотые волосы. Хлопнул ее по заду. Она сказала: «Хорошо, что на тебе сумочка [что имеет в виду рассказчик – не ясно], а то я бы тебя утащила». От новгородцев можно услышать о водяной бабе, которая появляется на том месте, где мельник «отдал головы людей» (посулил их водяному).
        Описания водяних, рассказы о них, как правило, лаконичны. Одно из исключений составляет повествование из Олонецкого края о «речезерской водянихе», пасущей свое стадо, и старике Савке, сумевшем обойти стадо с иконой и похитить коров. Водяниха борется с Савой, он вырывает ей косы и этим лишает ее сил. В сюжете из Орловской губернии «голая простоволосая баба» чешет волосы гребнем, который затем подбирают рыбаки. Из-за этого у них путается невод.
       Иногда водяниху (водяницу, водяву, водявку) отождествляют с русалкой (Сарат., Перм.) или с женой водяного (Арх.). В. Даль сообщает, что водяница – русалка, но при этом она «утопленница из крещеных» [Даль, 1880]; на Ярославщине «моющуюся в бочагах длинноволосую женщину» считали «водяным шишком».
         В тех районах, где отмечены названия женского духа воды – водяниха, водяница, водяновка и т.п. (Арх., Олон., Новг., Нижегор., Костр., Свердл., Ср. Урал.), – это, скорее всего, самостоятельный мифологический персонаж, связанный с водой и с колдовскими действиями у воды (и, видимо, – с колдовством над водой, стихиями). Водяная женщина сходна с русалкой, но с русалкой «страшной», образ которой традиционен для северной и северо-восточной, несколько реже – центральной России.
Водяная женщина – образ достаточно древний, представляющий персонификацию стихийных сил, существо, которое почти не вступает в отношения с человеком, а лишь «проявляет» свое присутствие, возникая и исчезая у воды.

Водяной дедушка - в славянской мифологии - хозяин разных вод. Водяные пасут на дне рек и озер стада своих коров - сомов, карпов, лещей и прочей рыбы. Командует русалками, ундинами и прочими водными жителями. Вообще он добрый но иногда любит водяной побаловаться и затащить на дно какого нибудь зазевавшегося человека, чтобы он его развлекал. Утопленники кстати тоже ходят в услужении у водяного.
Водяного представляли в виде голого обрюзглого старика, пучеглазого, с рыбьим хвостом. Он опутан тиной, имеет большую окладистую бороду, зеленые усы. Мог обернуться крупной рыбой, ребенком или лошадью. Обитает чаще в омутах, любит селиться под водяной мельницей. Он способен разрушить запруды, потому его надо умилостивить, принося в жертву какое-нибудь животное.
Особой силой наделялись родниковые Водяные, ведь родники, по преданиям, возникли от удара молнии Перуна - самого сильного божества. Такие ключи назывались "гремячими" и это сохранилось в названии многих источников.

Иногда водяной словно являет собой всю реку: пена – это у водяного слюна со рта бежит, а тина – «это волосья евоныи, он как осерчает, так и зачнет волосы-то выдирать с головы да с бороды, только клочья летят. Он лохматый-прелохматый, – волосья-то предлинные, длинные... Станет он свои кудри расчесывать чесалом (гребнем), ну и запутляется, потому горазд кудрявый уродился... Сучья-то чесало самое и есте, ему таким не дойдет, как у нас бабы да девки чешутся, потому башка больно неохватиста, что твой котел... Ну вот, как он это чесанет себя с сердцов-то... волосья на сучьях и остаются <... > Он вытащит-то прядь, а на место ее чуть что не копна вырастет» (Новг.).
По записям из Нерчинской области, у водяного волосы и борода длинные, из тины, а тело в рыбной чешуе.

Рыба – традиционный облик водяного, хотя чаще всего он то рыба, то человек; и рыба, и человек или ездит на рыбе. Любимый «конь» водяного – сом (Тамб.) [Даль, 1880]. Водяной может быть «щукой без наросного пера» (Вятск.); может «напоминать налима» (Волог.); быть просто «громадной рыбой» (Волог.) или рыбой, ведущей себя необычно: «Один мельник ловил рыбу ночью. Вдруг к нему в лодку вскочила большая рыбина. Мельник догадался, что это водяной, и быстро надел на рыбу крест. Рыба жалобно стала просить мельника отпустить ее... Наконец он сжалился над водяным, но взял с него слово никогда не размывать мельницу весною» (Новг.).
       По общерусским поверьям, водяной может быть человеком с рыбьим хвостом вместо ног. Водяной-полурыба имеет особое название – навпа (Смол.) или павпа (Костр., Смол., Нижегор., Том., Якут.) [Черепанова, 1983].
        Кроме рыбьих обликов, водяному свойственны и птичьи. Чаще всего водяной бывает именно обитающей на воде птицей – лебедем (Тульск., Олон.), селезнем (Юг), гусем, точнее, человеком с гусиными руками и ногами (Олон.).
        В рыбьих и птичьих обликах водяного отразились естественные представления о том, что рыбы и водяные птицы – «хозяева» воды. Еще в I тысячелетии н.э. восточные славяне «нарицали реку богиней», а «зверя, живущего в ней», – богом.
Водяной может быть и собакой (Арх., Петерб.), черной кошкой (Волог.), свиньей (Новг.).
Одно из самых излюбленных обличий водяного (точнее, его любимое животное) – лошадь (реже – корова): водяной появляется в виде лошади, коровы, старика или женщины с длинными волосами (Олон., Сев. Дв» Лен., Волог., Новг., Костр., Твер., Пенз.).
      По общераспространенным поверьям, водяной любит лошадей, имеет табуны и стада коров, которых время от времени (например, на Новый год) выпускает пастись к устью реки (Сев., Сиб.). Если приметить такое стадо и успеть обежать его с иконой, то можно получить коров водяного. Крестьяне Архангельской губернии считали, что подходить к стаду водяного опасно – завербует себе в прислужники. В рассказе, записанном в Поволжье, водяной с арканом бегает по острову за белой лошадью: «Горбоносый старый старик, волосы до пят, всклокочены, бородища по пояс, глаза так и искрятся, как звезды, то затухнут, то загорятся. Сам такой грязный, зеленый, волосы как бодяга!» Лошадь (живая или сдохшая) или лошадиный череп, которые бросали в воду, были традиционными жертвами, подарками водяному.
Водяной хозяин часто предстает и человеком. Он «ходит нагой или косматый, бородатый, в тине, иногда с зеленой бородой» [Даль, 1880]; водяной похож на обычного человека (Арх.), он как человек, но почернее (Олон.), у него очень длинные волосы (Волог.). Водяной может быть и ребенком, «недоросточком с пестрыми волосами» (Олон., Вятск.). Появляется он и высоким здоровым мужиком, который «с лица черен, а голова как сенная копна» (Олон.).

Как и русалки, водяные женщины, водяной хозяин любит расчесывать свои длинные волосы (почему иногда именуется «кум Гребень») [Успенский, 1982]. Такое расчесывание, видимо, колдовское занятие, связанное со способностью водяных хозяев повелевать стихиями (см. РУСАЛКА).
В XIX в. среди русских крестьян были популярны рассказы о гребне водяного (о гребне русалки, водяной женщины): нашедший такой гребень должен был вернуть его водяному, иначе его ждали беды.
По поверьям Тульской губернии, водяной хозяин подобен лешему, только шерсть у него белая. Водяной может быть схож и с чертом: он «мохнатый, как метла» (Новг.); с длинным хвостом (В. Сиб.); черный, в шерсти (Новг.); с рогами (Тульск.); лохматый, черный, с хвостом (Арх.). Часто он прямо именуется чертом (Волог., Костр., Нижегор., Орл., Вятск.).
Один из наиболее распространенных обликов водяного – старик с длинной седой или зеленой бородой (Арх., Олон., Волог., Тульск., Тамб.), дед в красной рубахе (Яросл.). В Олонецкой губернии лембой – царь водяной – невысокий старик с седыми распущенными волосами и длинными руками. Он ходит с палицей. В Архангельской губернии водяной хозяин – дедушко водяной с бородой по пояс. Ряд исследователей считает, что в этом облике водяного отразилось представление о нем не только как о «хозяине» стихии в человеческом облике, но и как о «водяном деде, прадеде», то есть о предке. В человеческом образе водяного, видимо, отражены и представления о нем как о покойнике; по общераспространенным поверьям, водяной хозяин «утаскивает к себе» тонущих людей; некоторые из них впоследствии также становятся водяными.
Показываясь людям, водяной может принимать и обличье их знакомых, соседей, родственников.
Водяной часто имеет «смешанный» облик: у него собачьи ноги и туловище с шерстью как у выдры (Сургут.); днем он рыба, а ночью – старик (Тамб.). Водяной имеет «коровье брюхо, лошадиные ноги, островерхую шапку» (Вятск.). Водяной хозяин высокий, оброс мохом и травой, у него черный нос величиной с рыбацкий сапог, глаза большие, красные; он может принимать вид толстого бревна с небольшими крыльями и летать над водою (Волог.); у водяного борода и волосы зеленые, а на исходе луны – белые (Орл.). Водяной – одетая моховым покровом щука, которая держит морду на воде (Новг.); у водяного – длинные пальцы, вместо рук – лапы, на голове – рога; или коровьи ноги и хвост (Смол.). Водяной с длинными волосами (или с небольшими рогами), тело его в чешуе, пальцы рук и ног длинные, между ними – перепонки (Волог., В. Сиб.).
Особо склонный к метаморфозам водяной, который, образно говоря, «плещется то человеком, то рыбою», – воплощение своенравной стихии воды: «Мужики деревни Заватья рассказывают, как они ежедневно, в продолжение двух недель, были свидетелями игры водяного. Смотрят на реку – тихо; вдруг вода заклубится, запенится и из нее выскочит что-то такое, чего нельзя назвать ни человеком, ни рыбой. Чудо скроется, и опять все тихо, а в полверсте от того места клубится и пенится вода и выскакивает опять то же чудо» (Арх.).

Тем не менее, при всем кажущемся многообразии обликов водяного, набор их, в общем-то, ограничен. Водяной – это и наиболее почитаемые, отмеченные в поверьях существа, связанные с водой, – некоторые рыбы, водяные птицы. Водяной – «хозяин» дарующей жизнь и урожай воды, соответственно и «хозяин плодородия». Он может принимать традиционный облик «индоевропейского демона плодородия» – коня [Лосев, 1982]. По своей независимости, коварству, непредсказуемости водяной в поверьях соотнесен с чертом (и, видимо, с обликами черта, нечистого духа – собакой, кошкой). Многоликий образ водяного как бы одновременно содержит в себе все стадии формирования представлений о водяном хозяине (от «живой» стихии и «бога-зверя в ней» – к «хозяину» стихии в человеческом облике), (Само название водяной появилось в России, видимо, не ранее XVII в. До XVII в. водяному соответствовали водяной нечистый, водяные демоны средневековых житий, повестей, лешая и водяная сила в заговорах XVII в.)
Семью водяного крестьяне обычно не описывают подробно. Иногда говорится, что «водяные живут домохозяевами, с семьей», и у них есть жены, которые безобразны (Арх., Вятск.). Есть у водяных и дети, которых порою ловят и отпускают за выкуп рыбаки.
       Мужики, «неводя рыбу, вытащили из озера сетьми ребенка; ребенок резвился, играл, когда опускали его в воду, и плакал, томился, если вносили его в избу. Мужик-рыболов, поймавший ребенка, сказал ему однажды: «Слушай, мальчик, больше тебя томить я не буду, пущу к отцу в озеро, только услужи и ты мне: я по вечеру расставлю сети, нагони, дружок, в них побольше рыбы». Ребенок, сидевший на шестке, задрожал, и глазки его засверкали.
       Мужик расставил крепкие сети на озере, посадил ребенка в ушат и, вынесши на берег, бросил в воду.
Поутру приходит мужик осматривать сеть: полна рыбы!» (Арх.).
Обитатели дома водяного – чертенята (Вятск.); у хаты водяного множество детей-чертенят, шумно, играет музыка (Тульск.). (Правда, по сообщению из Архангельской губернии, своих детей у водяного нет, и поэтому он топит купающихся ребятишек.) В повествовании из Новгородской губернии работник видит, как водяной с семейством обедает под мельничным колесом. Жен водяных иногда именуют «водянихами» и «русалками», но, по общераспространенным поверьям, водяные обычно женятся на утопленницах или «отсуленных» им девушках.
       Жители Архангельской губернии рассказывали о тоскующей по земле девушке, ставшей женой водяного, которая пыталась вернуться домой и погибла. В тех же местах записан и другой сюжет о том, как девушка влюбляется в водяного, ходит к речке, и в конце концов он берет ее водяной к себе. Среди вятичей бытует своя версия о женитьбе водяного: он женится на девушке, «отсуленной» ему матерью (мать долго не может выдать дочь замуж и сетует: «Хоть бы водяной женился»; (водяной в облике зажиточного мужика приезжает и увозит дочь, которая затем живет у него и умирает после родов).
       Популярен среди русских крестьян XIX-XX вв. и сюжет о старушке, принимающей роды у жены водяного.
      Иногда водяной пытается ходить (и ходит) к понравившимся или заклятым девушкам, женщинам, вдовам. Водяной живет со вдовой, а затем уносит свою «некрещеную» половину ребенка (Олон.). Такие сюжеты напоминают средневековую «Повесть о бесноватой жене Соломонии», где водяные демоны осаждают несчастную Соломонию, рожающую от них детей.
       По поверьям Русского Севера, водяные (более сохранившие облики «живых» стихий) женят своих детей между собой. Их свадьбы сопровождаются стихийными бедствиями – не только наводнениями, но и возникновением новых рек, исчезновением озер.
Вообще же водяных «бесчисленное множество в воде» (Волог.); при этом в самом маленьком пруду или ручье есть свой водяной. Среди водяных могут быть и старшие над другими; им подвластны водяные-утопленники, пока не отыщут себе замену (Тульск.). Водяные распоряжаются определенными территориями в воде и могут даже распределяться «по погостам», «по церковным приходам» (и вообще любят селиться возле церквей – Олон.). Есть среди них и царь, «обходящий дозором свое царство» (Сев., Смол., Тамб.), но чаще, особенно на Русском Севере, старший водяной похож: на «большака с седой бородой», его старшего в крестьянской семье.
Излюбленные места жительства водяных, по общерусским понятиям, – омуты (особенно у мельниц), водовороты, глубокие и опасные места на реках и даже «бездонные болота» (Новг., Смол.) и «провалы под землей», куда, по мнению крестьян Тамбовской губернии, водяные уходят жить на зиму (вместе с русалками и утопленниками): «Находятся они [жилища водяного] глубоко под землей. Ход в них открыт всегда и для всякой нечисти. Водяной уходит туда через отверстия в русле, таинственные отверстия эти бывают во всяком озере».Верят, что дедушка водяной «живет в мутной воде у мельницы», – сообщал в конце XVIII в. М. Чулков [Чулков, 1786].
Жилищем водяного может быть дворец (Смол., Орл.), но обычно это палаты, хата, крепкий (или, наоборот, пустой) крестьянский дом (Арх., Олон., Новг., Ряз., Тульск., Калуж., Орл., Самар., Вятск.). Жилище водяного обычно подробно не описывается – это омут, река, озеро или нечто неопределенное под водой, «ровно омут какой» (Самар.).
«Занятия» водяного разнообразны. Вода – насущно необходимая, всеохватывающая стихия, и водяной в поверьях некоторых районов России предстает существом почти универсальным. Он (особенно в обличье коня, животных) «хозяин» не только определенных территорий (даже вне воды), но и погоды, плодородия: водяной поднимается над землей тучей, он может создавать реки и озера, двигать острова (Олон.); водяной изменяется вместе с луной – он юноша на молодике, а на ущербе – старик [Максимов, 1903); водяной владеет скотом; он дает урожай (рожь) (Тульск.); «нерестится» или «свадебничает», когда цветет рожь (Олон.).

Видимо, именно как существа, связанные со всеобъемлющей стихией воды, водяные обитатели наделяются способностью знать и предсказывать будущее. Один из распространенных способов гаданий – у проруби на конской или коровьей шкуре: «Носят кожу коровью или коневую к проруби, и тамо садятся на нее, очертясь кругом от проруби огарком... По времени выходят из проруби водяные черти, взяв кожу, и с тою особою, которая сидит на оной, загадавши, носят мгновенно в дальние расстояния, например: в дом будущего жениха и прочая. По окончании же сей работы желают присвоить себе сидящую на коже и с великим стремлением летят к проруби, дабы погрузиться с нею в воду, где успевать должно выговорить при самой проруби «чур сего места», чем спасти себя можно, а инако следует неминуемая погибель» [Чулков, 1786].
Могущественный водяной хозяин, от которого зависят многие стороны бытия человека, в русских поверьях наиболее ярко проявляет себя все же как «хозяин» рек и озер. В первую очередь от него зависит удача рыбаков и благополучие мельников, пчеловодов, участь всех людей, находящихся у воды или в воде.
Отношения водяного с рыбаками описаны не очень подробно: традиционно водяного «кормят», угощают (крошками хлеба, остатками вина), бросают на воду табак и приговаривают: «На тебе табачку, а нам дай рыбки». Ему возвращают, кидая в воду, и первую выловленную рыбу или часть улова. В Вологодской губернии рыбаки бросали в воду худой сапог с портянкой: «На тебе, черт, обутку, загоняй рыбку».
«На Онежском озере рыбаки накануне Николина дня (19 декабря) делают на берегу похожее на человека соломенное чучело, надевают на него портянки и рубаху и в дырявой лодке спускают его на воду. Разумеется, оно тонет. Это и является жертвой. Чтобы лов был удачным, севернорусские Вологодской губернии первую забитую острогой рыбу закапывают в землю» [Зеленин, 1991].
       Водяного хозяина дарили, угощали не только рыбаки, но и жившие близ рек, озер крестьяне. Обычно весной, при пробуждении водяного, для него бросали в воду (топили) сдохших или живых лошадей, бараньи головы, петухов, хлеб, масло, мед с приговорами, например: «На тебе, дедушка, гостинец на новоселье, люби и жалуй нашу семью». Жертвовать водяному могли на Николины дни (22 мая и 19 декабря) [Успенский, 1982], и на Никиту-гусятника (28 сентября). В рассказе из Орловской губернии дружный с водяным поп каждый год привозит ему и вываливает в воду воз испорченного хлеба.
Водяной хозяин следит за своими владениями и требует соблюдения при ловле рыбы определенных правил. Он может забраться в невод, порвав его и спутав, если невод плохо починен или вязан в праздники (Олон.). Он не любит шумных людей, не переносит, когда у воды поминают зайца, медведя, попа, дьяка, Господа Бога и вообще много и без дела болтают: «Около зимника есть заездок. Дядя Степан говорил, что в этом месте много попадает рыбы, только не надо ничего говорить. У меня из рук три раза верши вышибал. Я как увижу рыбу, каждый раз и скажу: «Ну Слава Богу, много рыбы!» И каждый раз как треснет по верши, так всю рыбу и опустит. Вестимо, водяному нелюбо было, что Бога вспомнил, ну он и не давал рыбы-то» (Новг.).
       Как отзвук веры в необходимость выкупа водяному за выловленную в его владениях рыбу звучит повествование из Вятской губернии, где водяной – «большая щука без наросного пера» – разгоняет рыбу в затоне. Ранив щуку острогой, рыбаки ожидают мести водяного хозяина. Они приготавливают у костра изображающее рыбака чучело, которое, в свою очередь, пронзает острогой появившийся у костра водяной.
Водяного можно было, по поверьям, и поймать, отпустив потом за выкуп. Чаще же неуловимый и своенравный водяной шутит над рыбаками: рвет удочки, сети, заталкивает в них веники, разгоняет рыбу и т.п.
       Крестьяне верили в особую связь водяного и мельников. Поскольку водяной представлялся обитающим преимущественно в омутах, у мельниц и мог особенно вредить им (сносить водой, разрушать и т.п.), то постройка мельниц обычно сопровождалась жертвами водяному. В Новгородской губернии под водяное колесо бросали мыло, шило, голову петуха. Мельники жертвовали водяному муку, хлеб, водку, лошадиные черепа; зарывали под дверь мельницы черного петуха и три «двойных» стебля ржи; держали на мельнице животных черной масти и носили при себе шерсть черного козла (считалось, что водяной любит черный цвет). Мельник и водяной заключали своеобразный союз, ходили друг к другу в гости.
       Последствий договора мельника с водяным крестьяне очень опасались: по поверьям, чтоб мельница стояла благополучно, водяному было необходимо «отсулить» (пообещать и отдать) одного или нескольких человек (например, из прохожих), которых мельник, в представлении крестьян, хитростью заманивал к омуту и сталкивал в воду. Крестьяне ряда губерний верили, что заключивший договор с водяным нечистым мельник на сорок дней после своей смерти становится еретиком (Самар., Вятск.).
       Водяной считался и покровителем пчеловодов (среди русских крестьян бытовала вера в то, что первые пчелы «отроились» некогда от лошади, которую заездил и бросил в болоте водяной дед: у «меда водяного», по поверьям, водянистый вкус, а соты круглые). Пчеловоды дарили водяного накануне Преображенья (19 августа); ночью, до петухов, топили первый рой или первак в болоте, считая, что это оберегает и от больших разливов [Максимов, 1903].
       Водяной хозяин вступает в разнообразные отношения с людьми: он может попросить их рассудить его спор с другим водяным, защитить (Новг., Олон.). Водяные приглашают людей к себе в гости (Вятск.); щиплют за ноги купающихся девушек (Арх.); «озерский водяник» ворует репу (Волог.). Водяной гостит у лешего, играет в кости (Олон.). Водяной не прочь поплескаться, пошуметь, похлопать в ладоши. Он любит всплывать на поверхность реки или озера при свете луны и беседует при этом сам с собой (Тульск.).
По одним поверьям, водяной боится грозы и посылаемых в него пророком Ильей молний, по другим – напротив, празднует Ильин день (Арх., Сиб.).

Согласно распространенным повсеместно в России представлениям, от водяного зависит участь купающихся, да и просто находящихся у воды людей.
       Крестьяне были убеждены, что люди обычно тонут «не от своей вины» – их топят разнообразные водяные существа, в том числе топит использующий малейшую оплошность человека водяной. В Архангельской области еще недавно говорили, что утонувшего «утащил чертушка». По рассказу из Новгородской губернии, когда отыскивали утонувшую девушку, «то ныряли в воду. Один мужик нырнул, нашел девушку и хотел ее вытащить за волосы, но на ней сидела свинья. Он другой раз нырнул – то же самое. Приготовляясь нырять в третий раз, он перекрестился. Водяной – это был он в образе свиньи – скрылся. Утопленница была вытащена, но к жизни ее не удалось возвратить». В повествовании из Тульской губернии тонущего бьет крыльями и клювом, губит сидящая у него на голове белая лебедь.
Едва ли не повсеместно существовал запрет купаться без креста или не перекрестившись, иначе утащит водяной. В Сургутском крае говорили, что водяной особенно любит «парное тело», поэтому старается утащить людей, обмывающихся в холодной воде после бани.
       Водяной похищает неосторожно помянувших его у воды людей: близ воды нельзя ругаться и поминать черта (Яросл.); водяной не любит разговоров про себя близ воды или на воде – утопит, утянет (Вятск.). По рассказу из Олонецкой губернии, когда одна из ехавших в лодке девушек сказала, что хотела бы взглянуть на подводное царство, из реки поднялся водяной и утащил ее.
       Связанный с календарным, лунным и особенно суточным ритмом, водяной опасен в Иванов, Петров, Ильин дни (более всего в ночи на эти дни), во время цветения ржи (Олон.), когда он «играет и требует жертв» (Арх.), детей в это время не пускают купаться (Олон.).«Время водяного» – полдень, полночь и вообще весь период между заходом и восходом солнца. В некоторых районах России крестьяне, опасаясь водяного хозяина, избегали проходить ночью у воды: вода после заката вообще отдыхает, и тревожить ее нельзя.
       Похищение человека водяным в многочисленных рассказах русских крестьян порой ничем не мотивировано: водяной здесь воплощает судьбу, рок. В одном из самых популярных в XIX-XX вв. сюжетов водяной показывается на том месте, где должен утонуть человек, со словами: «Судьба есть, а головы нет» (Олон.); после этого кто-то обязательно тонет. В рассказе из Тульской губернии водяной хозяин тоже определяет судьбу попавшего к нему человека, однако, выяснив, что тому «не время тонуть», отпускает его на землю.
       Нередко водяной «сильно плещется» перед утоплением человека (Новг.); при этом даже предупрежденный появлением водяного человек невольно идет навстречу судьбе и погибает. «Дело было около Петрова дня. Стоим мы раз на палубе и видим, что кто-то выскочил из воды, а потом в воду как хлопнется и скажет: «Есь рок, да человека нет». И это сказал три раза. Дня три все так высовывался и говорил. На четвертый-то день ходили по берегу три прикашшика. Вот один прикашшик и говорит: «Ребята, я выкупаюсь!» И стал разоболокаться. Другие прикашшики стали его отговаривать и говорили, что черт недавно дековался. Но он говорил, что ему становится тошно. И разделся. Прикашшики не отпустили его в воду, а взяли и облили его водой. Он тут же и умер...» (Новг.).
       По поверьям, душу утонувшего водяной берет к себе «в присягу», а тело выбрасывает (Вятск.) или подменяет чуркой, двойником утопленника (Арх.).
       Человек, попавший к водяному хозяину, может и возвратиться на землю, обманув его (Самар.); но это случается очень редко. На Тамбовщине считали, что утонувший остается слугой водяного до тех пор, пока не найдет себе замену, то есть кого-нибудь не утопит. Но и тогда он не покидает подводного царства, а сам становится водяным.
       В целом же многоликий водяной не столько зол, сколько непредсказуем и двойствен, «играет» вместе со стихией воды; он существо столь же опасное, сколь и необходимое, как и сама вода, которой в поверьях русских крестьян уделено одно из ведущих мест.

Волкодлак - воины-оборотни из свиты  Ярилы и Велеса., полулюди - полуволки по верованиям древних славян.
   Внешним признаком волкодлака является растущая на голове волчья шерсть (длака), заметная уже при рождении. От нее и происходит данное славянское наименование.

Мотив превращения человека в волка распространен в фольклоре всех европейских стран, а так же Кавказа, что свидетельствует о глубокой древности его происхождения.
   Известен мотив превращения в волка при надевании волчьей шкуры. Предполагалось, что при ее снятии происходило обратное превращение. Человек мог стать волкодлаком и благодаря колдовству. В литовском фольклоре подобных персонажей называли вилктаками. При этом считалось, что превращение осуществляется при надевании заколдованного пояса (приевита) или перешагивания (перекувыркивания) через пень в который был воткнут нож. Необходимо было произнести соответствующий заговор: "Именем дьявола, да стану я волком, серым, быстрым, как огонь".
   По поверьям, волкодлак, как и настоящий волк, нападал на людей и животных. В то же время известны рассказы о том, как заколдованный человек стремится преодолеть силу колдовства, не причинять вред никому. В этом случае он также отказывается есть сырое мясо.
     Считалось, что после смерти волкодлак может стать упырем, поэтому перед погребением ему следовало завязать рот или вложить в него монету.

Волосатка - По славянским поверьям -домовиха, женадомового. Занимается хозяйством и всеми теми же делами что и домовой.

«Смотри, у речки тебя волосатик поймает» (Тул.); «Волосатик бы тя взял, – кричат в ярости» (Волог.).
        С волосами, волосом связан целый комплекс представлений русских крестьян: волосы это и волосы человека, и «волосы животных» – шерсть; и волокна, и стебли, и нити, и живые существа (в том числе черви, змеи), и даже струи («волосянка» значит «кровеносный сосуд», а «волоша, волошка» – «река, проток реки»).
         Короче, волос – это то, что, с одной стороны, живо, необходимо для жизни и растет, развивается, а с другой – связывает и скрепляет; это волокно, нитка, струйка и одновременно вечно ткущая нить жизни, пронизывающая все сущее (так, например, березы в Троицких песнях «ткут» зеленый покров земли; являющаяся перед бедой, переменами в доме прядущая кикимора «прядет нити судьбы» его обитателей; с веретеном в реке изображена в росписи Софийского собора и Богородица).
        С обилием «волос-волокон» – густотой и длиной волос человека, шерсти животных, злаков в поле связываются представления о плодородии, плодовитости, богатстве, силе (чем более мохнат являющийся человеку во сне домовой, тем благополучнее будет судьба дома, хозяйства). «У меня сила состоит в волосах», – часто заявляют герои волшебных сказок.
           Наделяемые особыми силами мифологические персонажи обычно волосаты и мохнаты; это их родовой признак, который подчеркивается названиями волосатик, волосатка. Кроме того, длинные, косматые волосы, шерсть лешего, водяного, овинного, черта – напоминание о традиционной связи их с животными (леший –медведь, волк; овинный – медведь и т.п.) и с растительностью (леший – олицетворение леса, водяной – реки с водорослями).
        Волосатик-бог, упоминаемый в заговоре (Сев. Дп.) может быть соотнесен с Волосом (Белесом), но, скорее всего, это особо уважительное обращение к персонажам низшей мифологии – волосатикам и волосаткам.

Вурдалак – покойник-оборотень в славянской мифологии.

Покойник-вурдалак преследует, поедает и губит людей, он сходен с упырем, еретиком, вампиром, волкодлаком. Одна из разновидностей нежити, заложенного покойника.

Вурдалак Человек- оборотень обладающий сверхъестественной способностью превращаться так же в диких животных, нередко промышляющий высасыванием крови из своих жертв как вампир.

Вытьянка - Тоскующая душа непогребенных костей; "поющая кость" в славянской мифологии.
Единственное известное упоминание о вытьянке находим в поверьях Костромского края: жители деревни Китовразово Галичского уезда слышат в Пасхальную ночь, как "воет вытьянка" - "это душа (или дух) непохороненных костей просит похоронить их".
В этой же губернии считали, что "кость плачет" и в могилах невинно убитых. Согласно крестьянским поверьям, душа нерогребенного живет возле тела, оберегая его, пока тело не будет предано земле. На тот свет такую душу не пускают. "Тоскующая кость" - одно из оплощений "неупокоенного мертвеца" или его души.

Див - Демонический персонаж восточнославянской мифологии. Упоминается в средневековых поучениях против язычников. Русский див воспринимается как человекообразное или птицеобразное существо.
Исследователи не пришли к единому мнению о происхождении слова "див". С одной стороны, его связывают со словом "диво" - с другой -с прилагательным "дивий" - дикий. Кроме того, с корнем "див" связано индоевропейское обозначение Бога. Отголоски последнего значения есть в эпизодах "Слова о полку Игореве", где выражение "връжеся див на землю" воспринимается как предвестие несчастья. Возможно, в названии "див" есть и функциональная близость с иранским дэвом, отрицательным персонажем, встречающимся в фольклоре и мифологии.

Домовой - в славянской мифологии добрый домашний дух, который живет в каждом доме. В основном домовые считаются душами прежних хозяев, но бывают и приблудные. Домовой - дух добрый, рачительный хозяин, помогающий дружной семье. Бывает вредничает и шалит, если ему что не по нраву. Все домовые духи (Дворовой, Овинный, Банный и пр.) служат ему, и если не поладить с домовым, то не будет житья. Духи предков чтились так же под другим именем "чурила" или "щур". В случае какой либо беды в старину говорили :" Чур, меня защити" обращаясь в том числе и к домовому.

Домовому оставляют в укромном уголке, на загнетке, - кашу, в курятнике вешают «урошный» камень с дырочкой (для куриного бога) и приговаривают: «Хозяин-батюшка, прими нашу кашу! И ешь пироги, наш дом береги!» Домового также называют «Доброжилом», «Доброхотом» и даже (в Вологодской области) «Кормильцем». На русском Севере его зовут «Суседком», «Батанушком». Если он не ладит с хозяином, то его именуют «некошном».

Домовой обычно устраивался жить в подполье, под печью. Он представлялся в виде маленького старичка, похожего лицом на главу семьи. По нраву он - вечный хлопотун, ворчливый, но заботливый и добрый. Люди старались поддерживать с Домовым добрые отношения, заботиться о нем как о почетном госте, и тогда он помогал содержать дом в порядке и предупреждал о грозящем несчастье. Переезжая из дома в дом, Домового всегда с помощью заговора приглашали переехать вместе с семьей.
Строительство дома было для древних славян исполнено глубочайшего смысла, ведь человек при этом уподоблялся Богам, создавшим Вселенную. Вот как, например, выбирались деревья. Не годились скрипучие, ибо в них плачет душа замученного человека, не годились засохшие на корню - в них нет жизненных сил, а значит люди в доме станут болеть. Срубая деревья, языческий славянин винился перед древесными душами, изгоняемыми из стволов, а сам подолгу постился и исполнял очистительные обряды. Но древний славянин все-таки не был до конца уверен, что срубленные деревья не начнут ему мстить, и чтобы обезопасить себя приносил так называемые "строительные жертвы". Череп коня или быка закапывался под красным(восточным) углом дома, в котором помещались резные изваяния богов, а позже - иконы. А из души убиенного животного собственно и возникал Домовой.

В славянской мифологической традиции считалось что домовые подчиняются Богу Яриле и его отцу - Велесу.
Представлялся он так же часто в виде человека, на одно лицо с хозяином дома, или как небольшой старик с лицом, покрытым белой шерстью, и т. п. Тесно связан с благополучием дома, особенно со скотом: от его отношения, доброжелательного или враждебного, зависело здоровье скота. Некоторые обряды, относящиеся к Домовым, ранее могли быть связаны со «скотьим богом» Велесом, а с исчезновением его культа были перенесены на Домового. Косвенным доводом в пользу этого допущения служит поверье, по которому замужняя женщина, «засветившая волосом» (показавшая свои волосы чужому), вызывала гнев Домового - ср. данные о связи Велеса (Волоса) с поверьями о волосах. Различались два вида Домовых - доможил (ср. упоминание беса-хороможителя в средневековом «Слове св. Василия»), живший в доме, обычно в углу за печью, куда надо было бросать мусор, чтобы «Домовой не перевёлся» (назывался также доброжилом, доброхотом, кормильцем, соседушкой), и дворовый, часто мучивший животных (Домовой вообще нередко сближался с нечистой силой). По поверьям, Домовой мог превращаться в кошку, собаку, корову, иногда в змею, крысу или лягушку. Домовыми могли стать люди, умершие без причастия. Жертвы Домовым (немного еды и т. п.) приносили в хлев, где он мог жить. По аналогии с именами женского духа дома (маруха, кикимора) предполагается, что древнейшим названием Домового могло бытьМара. Сходные поверья о духах дома бытовали у западных славян и многих других народов.

Домовой-доможил

          Выделился из осиротелой семьи старший брат и задумал себе избу строить. Выбрал он под стройку обжитое место. Лес рубил "избяной помочью"; сто бревен - сто помочан, чтобы вырубить и вывезти каждому по бревну. Десятком топоров успели повалить лес поздней осенью, когда дерево не в соку, и вывезли бревна по первопутку: и работа была легче, и лошади меньше наломались. Плотники взялись "сруби гь и поставил. избу", а если сладится хозяин с деньгами в этот же раз, то и "нарядить" ее, т.е. сделать все внутреннее убранство, доступное топору и скобелю. Плотники подобрались ребяча надежные, из ближнего соседства, испокон веку занимаются этим ремеслом и успели прославишься на дальние окольности. Помолились на восход солнца, выпили "заручную" и начали тяпачь с ранней зари до самой поздней.

Когда положили два нижних бревна - два первых венца так, что где лежало бревно комлем, там навалили друже вершиной, приходил хозяин, приносил водку: пили "закладочные". Под передним, святым углом, по желанию хозяев, закапывали монету на богатство, и плотники сами от себя - кусочек ладана для святости. Пусть-де не думают про них, с бабьих бредней, худого и не болтают, что они знаются с нечистой силой и могут устроить так, что дом для жилья сделается неудобным.
         Переход в новую избу или "влазины", новоселье - в особенности жуткая пора и опасное дело. На новом месте словно бы надо переродиться, чтобы начать новую тяжелую жизнь в потемках и ощупью. Жгучая боль лежит на сердце, которое не чует (а знать хочет), чего ждать впереди: хотелось бы хорошего, когда вокруг больше худое. Прежде всего напрашивается неотразимое желание погадать на счастье. Для этого вперед себя в новую избу пускают петуха и кошку. Если суждено случится беде, то пусть она над ними и стрясется. За ними уже можно смело входить с иконой и хлебом-солью, всего лучше в полнолуние и обязательно ночью. Ночью же в новый дом и скотину перегоняют. Счастливыми днями для новоселья считаются двунадесятые праздники, и между ними в особенности Введение во храм Богоматери.
        Искушенные житейским опытом, хозяйки-бабы, поставив икону в красный угол, отрезают один край от каравая хлеба и кладут его под печку. Это – тому незримому хозяину, который вообще зовется "домовым-доможилом". В таких же местах, где домовому совершенно верят и лишь иногда, грешным делом, позволяют себе сомневаться, соблюдается очень древний обычай, о котором в других местах давно уже и забыли.
       Кое-где (например, по Новгородской губернии, около Боровичей) хозяйка дома до рассвета (чтобы никто не видал) старается три раза обежать новую избу нагишом, с приговором: "Поставлю я около двора железный тын, чтобы через этот тын ни лютый зверь не перескочил, ни гад не переполз, ни лихой человек ногой не переступил, и дедушка-лесной через него не заглядывал". А чтобы был этот "замок" крепок, баба в воротах перекидывается кубарем также до трех раз и тоже с заученным приговорным пожеланием, главный смысл которого выражает одну заветную мысль, чтобы "род и плод в новом доме увеличивались".
      О происхождении домовых рассказывают следующую легенду. Когда Господь при сотворении мира сбросил на землю всю непокорную и злую небесную силу, которая возгордилась и подняла мятеж против своего Создателя, на людские жилья тоже попадали нечистые духи. При этом неизвестно, отобрались ли сюда те, которые были подобрее прочих, или уж так случилось, что, приселившись поближе к людям, они обжились и пообмякли, но только эти духи не сделались злыми врагами, как водяные, лешие и прочие черти, а как бы переродились: превратились в доброхотов и при этом даже оказались с привычками людей веселого и шутливого нрава. Большая часть крестьян так к ним привыкла, так примирилась с ними, что не согласна признавать домовых за чертей и считает их за особую отдельную добрую породу.
       Никто не позволяет себе выругаться их именем. Всегда и все отзываются о них с явным добродушием и даже с нежностью. Это вполне определенно выражается во всех рассказах и согласно подтверждается всеми сведениями, полученными от сотрудников в ответ на программные вопросы по "Демонологии" из разных концов Великороссии.
Каждая жилая деревенская изба непременно имеет одного такого невидимого жильца, который и является сторожем не только самого строения, но главным образом всех живущих: и людей, и скотины, и птицы.
   Живет-слывет он обычно не под своим прирожденным именем "домового", которое не всякий решится произносить вслух (отчасти из уважения к нему, отчасти из скрытой боязни оскорбить его таким прозвищем) А величают его, за очевидные и доказанные услуги, именем "хозяина" и за древность лет его жизни на Руси - "дедушкой" (* Рассказывая о домовом, чаще всего называют его просто - "Он" или "Сам", но еще чаще "Доброжилом" и "Доброхотом", а вологодской губернии даже "Кормильцем" По всему лесному северу России за свое охотливое совместное жительство с православным русским людом домовой зовется "Суседком" и "Батанушком" (батаном -не то в смысле бати-отца, не то братана, т.е. родного брата) В семьях Олонецкого края величаю даже почетным именем "другая половина" Во всяком случае, он "доможил" и за обычаи жилья в тепле и холе - "жировик", за некоторые житейские привычки - "лизун" За то, что он всетаки существо незримое, бесспорная и подлинная "нежичь" (ни дух, ни человек), домовой, в обход настоящего прямого звания его, еще считается "постеном" (а также "по-стеи" - от степи или
тени), как призрачное существо, привидение. Называют его еще иногда "корноухим" за то, что будто бы у него в отличие oт настоящих людей не хватает одного уха В видах особою исключения называют его еще "некошным" (некошной) в тех только случаях когда он не ладит с хозяевами избы, хотя это прозвище 6олее прилично (и чаще применительно) ко всяким другим чертям, например к водяным и летунам, а к домовому духу не прилаживается и, собственно, не подходит))

Поскольку все это разнообразие имен и прозвищ свидетельствует о живучести домашнею духа и близости его к людским интересам, постольку он сам и неуловим, и неуязвим. Редкий может похвастаться тем, что воочию видал домового. Кто скажет так, тот либо обманулся с перепугу и добродушно вводит других в заблуждение, либо намеренно лжет, чтобы похвастаться. Видеть ломового нельзя, это не в силах человека (в чем совершенно согласно большинство людей сведущих, искусившихся долгим опытом жизни) И если кто говорит, что видал его в виде вороха сена, в образе какою-либо из домашних животных, тот явно увлекается и строит свои догадки только на том предположении, что домовой, как всякий невидимый дух с нечеловеческими свойствами, наделен способностью превращался, принимая на себя разновидные личины и даже будто бы всего охотнее - образ самого хозяина дома. Тем, кго пожелал бы его видеть, предлагают нелегкие задачи. Надо надеть на себя, непременно в Пасхальную ночь, лошадиный хомут, покрыться бороной зубьями на себя и сидеть между лошадьми, которых он особенно любит, целую ночь. Говорят даже, что если домовой увидит человека, который за ним таким образом подсматривает, то устраивает так, что лошади начинают бить задом по бороне и могут до смерти забить любознательного. Верно и вполне доказано только одно, что можно слышать голос домового (и в этом согласны все поголовно), слышать его тихий плач и глухие сдержанные стоны, его мягкий и ласковый, а иногда и отрывисто-краткий и глухой голос в виде мимоходных ответов, когда умелые и догадливые хозяева успевают окликнуть и сумеют спросить ею при подходящих случаях. Впрочем, все, кто поумнее и поопасливее, не пытаются ни видеть этих духов, ни говорить с ними, потому что, если эго и удается, добра не будет. Можно даже опасно захворать. Впрочем, домовой по доброму своему расположению( к главе семьи - преимущественно и к прочим членам - в исключение), имеет заветную привычку наваливаться во сне на грудь и давить. Кто, проснувшись, поспешит спросить его "К худу или добру?" - он ответит человеческим голосом, словно ветер листьями прошелестит. Только таким избранным и особенно излюбленным удалось узнать, что он мохнатый, оброс мягкой шерстью, что покрыты даже ладони рук его, совершенно таких же, как у человека, что у него, наконец, имеются, сверхположения, рога и хвост. Часто также он гладит сонных своею мягкой лапой, и тогда не требуется никаких вопросов - довольно ясно, что это к добру. Зла людям он не делает, а, напротив, старается даже предостеречь от грядущих несчастий и временной опасности.
           Если он временами стучит по ночам в под избой, или возится печью, или громыхает в поставцах посудой, то это делает он просто от скуки и по свойству своего веселого нрава, забавляется. Давно и всем известно, что домовой - вообще большой проказник, своеобразный шутник и где обживется, там беззаботно и беспричинно резвится. Он и сонных щекочет, и косматой грудью на молодых наваливается также от безделья, ради шутки. Подурит и пропадет с такой быстротой, что нет никакой возможности заметить, каков он видом (что, однако, удалось узнать про лешего, водяного и прочих духов - подлинных чертей). В Смоленской губернии (Дорогобужском уезде) видали домового в образе седого старика, одетого в белую длинную рубаху и с непокрытой головой. Во Владимирской губернии он одет в свитку желтого сукна и всегда носит большую лохматую шапку; волосы на голове и на бороде у него длинные, свалявшиеся. Из-под Пензы пишут, что это старичок маленький, "словно обрубок или кряж", но с большой седой бородой и неповоротливый. Всякий может увидеть его темной ночью до вторых петухов. В тех же местах, под Пензой, он иногда принимает вид черной кошки или мешка с хлебом.
       Поселяясь на постоянное житье в жилой и теплой избе, домовой так в ней приживается на правах хозяина, что вполне заслуживает присвоенное ему в некоторых местностях название доможил. Если он замечает покушение на излюбленное им жилище со стороны соседнего домового, если, например, он уличит его в краже у лошадей овса или сена, то всегда вступает в драку и ведет ее с таким ожесточением, какое свойственно только могучей нежити, а не слабой людской силе. Но одни лишь чуткие люди могут слышать этот шум в хлевах и конюшнях и отличать возню ломовых от лошадиного топота и шараханья шальных овен.
      Каждый домовой привыкает к своей избе в такой сильной степени, что его трудно, почти невозможно выселить или выжить. Недостаточно для того всем известных молитв и обычных приемов. Надо владеть особыми притягательными добрыми свойствами души, чтобы он внял мольбам и не признал бы ласкательные причеты за лицемерный подвох, а предлагаемые подарки, указанные обычаем и советом знахаря, - за шутливую выходку. Если при переходе из старой рассыпавшейся избы во вновь отстроенную не сумеют переманить старого домового, то он не задумается остаться жить на старом пепелище среди трухи развалин в холодной избе, несмотря на ведомую любовь его к теплому жилью.

Он будет жить в тоске и на холоде и в полном одиночестве, даже без соседства мышей и тараканов, которые вместе с другими жильцами успевают перебраться незваными. Оставшийся, из упрямства, по личным соображениям, или оставленный по забывчивости недогадливых хозяев, доможил предпочитает страдать, томясь и скучая, как делал это, между прочим, тот домовой, которого забыли пригласить с собой переселенцы в Сибирь. Он долго плакал и стонал в пустой избе и не мог утешиться. Такой же случай был и в Орловской губернии. Здесь, после пожара целой деревни, ломовые так затосковали, что целые ночи были слышны их плач и стоны. Чтобы как-нибудь утешить их, крестьяне вынуждены были сколотить на скорую руку временные шалашики, разбросать подле них ломти посоленного хлеба и затем пригласить домовых на временное жительство:
- Хозяин-дворовой, иди покель на спокой, не отбивайся от двора своего.
         В Чембарском уезде Пензенской губернии домовых зазывают в мешок и в нем переносят на новое пепелище, а в Любимском уезде (Ярославская губерния) заманивают горшком каши, которую ставят на загнетке.
При выборе в избе определенного места для жилья домовой не разборчив: живет и за печкой, и под шестком, поселяется под порогом входных дверей, и в подъизбице, и на подволоке, хотя замечают в нем наибольшую охоту проводить время в голубцах (дощатых помещениях около печи со спуском в подполье) и в чуланах. Жена домового "доманя" (в некоторых местах, например, во Владимирской губернии, домовых наделяют семействами) любит жить в подполе, причем крестьяне при переходе в новую избу зовут на новоселье и ее, приговаривая: "Дом-домовой, пойдем со мной, веди и домовиху-госпожу - как умею награжу".
     Когда "соседко" поселяется на вольном воздухе, например, на дворе, то и зовется уже "дворовым", хотя едва ли представляет собою отдельного духа: это тот же "хозяин", взявший в свои руки наблюдение за всем семейным добром. Его также не смешивают с живущими в банях баенными и банными (если он бывает женского пола, то называют "волосатихой"), с поселившимися на гумнах овинными и т.п. (см. соответственные статьи). Это все больше недоброхоты, злые духи: на беду людей завелись они, и было бы большим счастьем, когда бы они все исчезли с лица земли, но как обойтись без домового? Кто предупредит о грядущей напасти, кто скажет, какой масти надо покупать лошадей, какой шерсти выбирать коров, чтобы водились они подолгу? Если говорят, что скотина "не ко двору", то это значит, что ее невзлюбил своеобразный капризник "дворовый хозяин". Кто умеет слушать и чутко слышит, тому домовой сам своим голосом скажет, какую надо покупать скотину. Разъезжая на нелюбимой лошадке, домовой может превратить ее из сытого круглыша в такую клячу, что шкура будет висеть, как на палке. В Меленках (Владимирская губерния) один домохозяин спрятался в яслях и усидел, как домовой соскочил с сушила, подошел к лошади и давай плевать ей в морду, а левой лапой у ней корм выгребать. Хозяин испугался, а домовой ворчи г про себя, но так, что очень слышно:

- Купил бы кобылку пегоньку, задок беленькой!
Послушались его и купили. И опять из-под яслей хозяин видел, как с сушила соскочил домовой в лохматой шапке, в желтой свитке, обошел кругом лошади, осмотрел ее, да и заговорил:
- Вот это лошадь! Эту стоит кормить, а то купил какую-то клячу.
И домовой стал ее гладить, заплел на гриве косу и начал под самую морду подгребать ей овес.
В одной деревне Череповецкою уезда (Новгородская губерния) домовой, навалившись ночью на мужика и надавливая ему грудь и живот, прямо спросил (и таково сердито!):
- Где Серко? Приведи его назад домой.
Надо было на другое же утро ехать в ту деревню, куда продал хозяин лошадь, и размениваться. А там тому рады: и у них, когда вводили лошадь на двор, она фыркала и артачилась, а на другое утро нашли ее всю в мыле.
Один хозяин в упор спросил домового, какой шерсти покупать лошадь, и домовой ему повелительно ответил: "Хоть старую, да чалую" и т.п.
        Бывают лошади "двужильные" (переход от шеи к холке раздвоенный), в работу не годные: они служат только на домового. Кто об этом дознается, тот спешит продать такую лошадь за бесценок, потому что если она околеет на дворе, то сколько лошадей ни покупай потом - все они передохнут (счетом до двенадцати), и нельзя будет больше держать эту скотину. Вот только в этом единственном случае всякий домовой; как он ни добр нравом, бывает неуступчив, и чтобы предотвратить его гнев, пробуют околелую лошадь вытаскивать не в ворота, а в отверстие, нарочно проломанное в стене хлева, хотя и это не всегда помогает.
      Зная про подобные напасти и не забывая проказ и капризов домового, люди выработали но всей великой Руси общие для всех обычаи при покупке и продаже лошадей и скота, а также и при уходе за ними. Когда купят корову или лошадь, то повод от узды или конец веревочки передают из полы в полу и говорят пожелания "легкой руки". Покупатель снимает с головы шапку и проводит ею от головы и шеи, вдоль спины и брюха "новокупки". А когда "новокупку" ведут домой, то из-под ног по дороге поднимают щепочку или палочку и ею погоняют. Когда же приведут корову во двор, погонялку эту забрасывают:
- Как щепочке не бывать на старом месте, как палочке о том же не тужить и не тосковать, так бы и купленная животина не вспоминала старых хозяев и не сохла по ним. Затем "новокупку" прикармливают кусочком хлеба, а к домовому прямо обращаются и открыто, при свидетелях, кланяются в хлевах во все четыре угла и просят: поить, кормил), ласкать и холить и эту новую, как бывалых прежних.
               С домашнего скота добрый домовой переносит свои заботы и на людей. Охотнее всего он старается предупреждать о несчастьях, чтобы умелые хозяева успевали приготовишься к встрече и отвратить от себя напасть заблаговременно. Люди догадливые в таких случаях без слов разумеют те знаки, какие он подаст, когда ему вздумается. Так, например, если слышится плач домового, иногда в самой избе, то быть в доме покойнику. Если у трубы на крыше заиграет в заслонку – будет суд из-за какого-нибудь дела и обиды; обмочит домовой ночью - заболеет тот человек; подергает за волосы - остерегайся, жена: не ввязывайся в спор с мужем, не грызись с ним, отмалчивайся, а то верно прибьет и очень больно. Загремит домовой в поставке посудой - осторожнее обращайся с огнем и зорко поглядывай, не зарони искры, не вспыхнула бы непотушенная головешка, не сделался бы большой пожар и т.д. Плачет и охает домовой - к горю, а к радостям скачет, песни играет, смеется; иногда, подыгрывая на гребешке, предупреждает о свадьбе в семье, и т.п.

Все хорошо знают, что домовой любит те семьи, которые живут в полном согласии, и тех хозяев, которые рачительно относятся к своему добру, в порядке и чистоте держат свой двор. Если из таких кто-нибудь забудет, например, замесить коровам корм, задать лошадям сена, то домовой сам за него позаботится. Зато ленивым и нерадивым он охотно помогает запускать хозяйство и старается во всем вредить: заезживает лошадей, мучает и бьет скотину; забивает ее в угол яслей, кладет ее вверх ногами в колоду, засоряет навозом двор, давит каждую ночь и сбрасывает с печи и полатей на пол хозяина, хозяйку и детей их, и т.д. Впрочем, помириться с рассерженным домовым нетрудно – для этого стоит только положить ему под ясли нюхательного табаку, до которого он большой охотник, или вообще сделать какой-нибудь подарок, вроде разноцветных лоскутьев, старинной копейки с изображением Егория на коне, или просто горбушки хлеба, отрезанной от непочатого каравая. Однако иногда бывает и так, что, любя хороших хозяев, он между тем мучает скотину, а кого любит - на того наваливался во сне и наяву, не разбирая ни дня, ни ночи, но предпочитая, однако, сумерки. Захочет ли домовой объявится с печальным или радостным известием, или пошутить и попроказить - он предпочитает во всех таких случаях принимать на себя вид самих хозяев. Только (как успевали замечать некоторые) не умеет он при этом прятать своих лошадиных ушей. В таком образе домовой не прочь и пособить рабочим, и угостить иного даже курительным табаком, и помешать конокрадам, вырядившись для этого в хозяйское платье и расхаживая по двору целую ночь с вилами в руках, и т. п. Под г. Орлом рассказывают, что однажды домовые так раздобрились для своих любимых хозяев, что помогали им в полевых работах, а одного неудачливого хозяина спасли тем, что наладили его на торговлю и дали возможность расторговаться с таким успехом, что все дивились и завидовали. Заботы и любовь свою к семьям иной "доможил" простирает до такой степени, что мешает тайным грехам супругов и, куда не поспеет вовремя, наказывает виноватого тем, что наваливается на него и каждую ночь душит. При этом, так как всей нечистой силе воспрещено самим Богом прикасается к душе человеческой, ю, имея власть над одним телом, домовые не упускают случая пускать в ход и шлепки до боли и щипки до синяков. Не успеет виновная, улегшись спать, хорошенько забыться, как почувствует в ногах тяжесть, и пойдет эта тяжесть подниматься к горлу, а там и начнет мять так сильно, что затрещат кости и станет захватывать дыхание. В таких случаях есть только одно спасение - молитва, да и то надо изловчиться, суметь собраться с духом и успеть проговорить вслух ту самую, которую не любят все нечистые: "Да воскреснет Бог"*(* Во многих глухих местах Костромской губернии, и в Калужской, сохранились обычаи вешать над стойлами конюшен и насестами в курятниках "куриных и лошадиных богов" Для коней таковым "богом" служил особенный камень с дыркой, или горлышко от кувшина. )

Дворовой - дух-хранитель двора у славян, он являлся покровителем домашнего скота и всех дворовых дел. Тем не менее, его относили к не самым добрым духам и сближали по природе совинником или банником. В описании дворового соединились традиционные черты домового и свойства оборотня,   взятые   из   христианской демонологии. Внешне дворовой описывался похожим на человека, но с куриными, козлиными или кошачьими ногами. Это не случайно. Любимым животным дворового являлись кошка или кот.

Отожествление дворового и кошки видно из следующей загадки: "Как у нас-то дворовой ходит с чёрной   головой,   носит шубку бархатну, у него-то глаза огненные, нос курнос, усы торчком, утки чутки, ножки прытки, кохти цепки. Днем на солнышке лежит, чудны сказки говорит, ночью бродит,   на охоту ходит". Иногда дворовой предстает в сложном образе чудовища: "Немного кошки побольше. Да и тулово похоже на кошкино, а хвоста нет. Голова как у человека, нос горбатый-прегорбатый, глаза большущие, красные, как огонь, а над ними брови черные, большие, рот широкущий, а в нем два ряда черных зубов, язык красный и шероховатый, руки как у человека, только кохти   загнутые.   Весь Оброс шерстью, вроде как серая кошка, а ноги человеческие". Встречаются так же описания дворового, где он похож на змею с петушиной головой и гребнем. По ночам он мог принимать облик хозяина дома.
     Местопребыванием дворового являлась специально подвешенная     сосновая или еловая ветка с густо разросшейся хвоей ("ведьмина метла"').
    Связанные с дворовым обычаи носили охранительный характер: запрещалось оставаться на ночь как в бане, так и в овине; на двор не разрешалось пускать посторонних животных, поскольку дворовой мог принять их облик,                            .
   Поскольку дворовой являлся ночным Существом, он не любил ничего светлого. Поэтому при покупке белой лошади ее вводили во двор задом или через овчинную шубу, разостланную в воротах.

Предполагалось, что временами дворовой начинает
пакостить, мучить домашних животных. Тогда прибегали к помощидомового или вешали в конюшне (в хлеве) убитую сороку, а так же обережный камень с дыркой под названием "Куриный бог". Считалось, что все это отпугнет злого духа. Дворового всегда старались умилостивить многочисленными подношениями. По большим праздникам
ему оставляли угощение, при переезде на новое место
почтительно приглашали последовать за семьей так же как и домового.

        Как ни просто деревенское хозяйство, как ни мелка, по-видимому, вся обстановка домашнего быта, но одному домовому-доможилу со всем не управиться. Не только у богатого, но у всякого мужика для домового издревле полагаются помощники. Их работа в одних местах не считается за самостоятельную и вся целиком приписывается одному "хозяину". В других же местах умеют догадливо различать труды каждого домашнего духа в отдельности. Домовому-доможилу приданы в помощь: дворовой, банник, овинник (он же и гуменник)и шишимора-кикимора; лешему помогает полевой,водяному - ичетики и шишиги вместе с русалками.
                Дворовой-домовой получил свое имя по месту обычного жительства, а но характеру отношений к домовладельцам он причислен к злым духам, и все рассказы о нем сводятся к мучениям тех домашних животных, которых он невзлюбит (всегда и неизменно дружит только с собакой и козлом). Это он устраивает так, то скотина спадает с тела, отбиваясь от корму; он же путает ей гриву, обрезает и общипывает хвост и проч. Это для него всякий хозяин на потолке хлева или конюшни подвешивает убитую сороку, так как дворовой-домовой ненавидит эту сплетницу птицу Это его, наконец, стараются ублажать всякими мерами, предугадывая его желания, угождать его вкусам не держать белых кошек, белых собак и сивых лошадей (соловых и буланых он тоже обижает, а холит и гладит вороных и серых). Если же случится так, что нельзя отказаться от покупки лошадей нелюбимой масти, то их вводят во двор, пригоняя с базара не иначе, как через овчинную шубу, разостланную в воротах шерстью вверх. С особенным вниманием точно так же хозяйки ухаживаю г около новорожденных животных, зная, что дворовой не любит малышей и может либо изломать, либо и вовсе задушит. Поэтому таких новорожденных и стараются всегда унести из хлева и поселяют в избе вместе с ребятами, окружая их таким же попечением, принесенного сейчас же суют головой в устье печи, или, как говорят, "водомляют" (сродняют с домом) На дворе этому домовому не подчинены, одни только куры , у них нмеется свои бог.
       При6егая к точно таким же мерам умилостивления дворового, как и домового-доможила, люди не всегда, однако, достигают цели и дворовой точно так же то миролюбив, то, без всяких видимых поводов, начинает проказить, дурить, причиняя постоянные беспокойства, явные убытки в хозяйстве. В таких случаях применяют решительные меры и вместо ласки и убеждений вступают с ним в открытую борьбу и нередко в рукопашную драку.
      По вологодским местам, крестьяне, обезумевшие от злых проказ дворовых, тычут навозными вилами в нижние бревна двора с приговором "Boтi тебе, вот тeбe за то то и вот это" . По некоторым местам (например, в Новгородской губернии) догадливый и знающий хозяин запасается ниткой из савана мертвеца, вплетает ее в треххвостую ременную плеть и залепляя воском. В самую полночь, засветив эту нитку и держа ее в левой руке, он идeт во двор и бьет плетью по всем углам хлева и под яслями авось как-нибудь попадет в виновного.

      Нередко домохозяева терпят от ссор, какие заводят между собой соседние дворовые, - несчастье, которое нельзя ни отвратить, ни предусмотреть . В Вологодской губернии (в Кадниковском уезде Васьяновской волости) злой "дворонушко" позавидовал своему соседу, доброму "дворовушке", в том, что у того и коровы сыты, и у лошадей шерсть гладка и даже лоснится. Злой провертел дыру в чане, в котором добряк-дворовой возил в полночь с реки воду. Лил добряк, лил воду в чан и все ждал, пока она сровняется с краями, да так и не дождался и с горя на месте повис под нижней тубои лошадки, ледяной сосулькой в виде "маленького человека в шерсти".
     Оттуда же (из-под Кадникова) получена и такая повесть (записанная в деревне Куропской как событие 80-х голов прошлого столетия)
"Жила у нас старая девка, незамужняя, звали ее Олькой. Ну, все и ходил к ней дворовушко спать по ночам и всякий раз наплетал ей косу и наказывал "Если ты будешь ее расплетать, да чесать, то я тебя заломаю" Так она и жила не чесала и не мыла головы, и гребня у себя не держала. Только выдумала она выйти замуж, и когда был девичник, пошли девки в баню и ее повели с собой, незамужнюю, старую девку, невесту. В бане стали ее мыть. Начали расплетать косу и долго не могли ее расчесать, так закрепил ее дворовушко. На другое утро надо было венчаться - пришли к невесте, а она в постели лежит мершая, и вся черная. Дворовушко ее и задавил"
      Не только в трудах и делах своих дворовои похож на домового, но и внешним видом oн ничем не отличается (так же похож на каждого живого человека, только весь мохнатый). Затем все, что приписывают первому, служит лишь повторением того, что говорят про второго. И примечательно, что во всех подобных рассказах нет противоречий между полученными из северных лесных губерний и теми, которые присланы из черноземной полосы Великороссии (из губерний Орловской, Пензенской и Тамбовской). В сообщениях из этих губернии замечается лишь разница в приемах умилостивления: здесь напластывается наибольшее количество приемов символического характера, с явными признаками древнейшего происхождения. Вот, например, как дарят дворового в Орловской губернии: берут разноцветных лоскутков, овечьей шерсти, мишуры из блесток, хотя бы бумажных, старинную копейку с изображением коня, горбушку хлеба, отрезанную от целого каравая, и несут все это в хлев, и читают молитву:
- Царь дворовой, хозяин домовой, суседушко-доброхотушко! Я тебя дарю-благодарю: скотину прими - попой и накорми.
          Этот дар, положенный в ясли, далек по своему характеру от того, который подносят этому же духу на севере, в лесах, - на навозных вилах или на кончике жесткой плети.
          Дворовые обязательно полагаются для каждого деревенского двора, как домовой-доможил для каждой избы, и банники для всякой бани, овинники или гуменники для всех без исключения риг и гумен (гумен, открытых со всех сторон, и риг, прикрытых бревенчатыми срубами с непротекающими крышами). Вся эта нечисть - те же домовые, отличные лишь по более злобным свойствам, по месту жительства и по затейным проказам.

Дивьи люди - в славянской мифологии - народ фантастического облика . Дивьи люди (не всегда, впрочем, так именуемые) населяют отдаленные и труднодоступные, а также «сказочные» области мира. Ср.: «Бачко посылает по живую, по молодую воду за тридевять земель, в тридесятую землю, за белое море — в дивье царство» (Арх.). Крестьяне Архангельской губернии полагали, что "на восточной стороне земли находится теплая сторона, в которой, ближе к нам, живут православные христиане, за ними арабы, за теми маленькие карлики) и одноногие люди».

К «удивительным» (чудным и чудным) народам могли относиться также циклопы, псиглавцы (люди с песьей головой), антиподы, существа, напоминающие кентавров, и пр. В уральских поверьях первой четверти XX в. дивьи люди, обитающие в недрах гор, «дивно прекрасны и мудры»: «Дивьи люди живут в Уральских горах выходы в мир имеют через пещеры. В заводе Каслях, по Луньевской железнодорожной ветке, они выходят из гор и ходят меж людьми, но люди их не видят. Культура у них величайшая, и свет у них в горах не хуже солнца. Дивьи люди небольшого роста, очень красивы и с приятным голосом, слышать их могут только избранные. Они предвещают людям разные события. Рассказывают, что в селах Белосудском, Зайковском и Строгановке в полночь слышится звон; слышали его только люди хорошей жизни, с чистой совестью. Такие люди слышат звон и идут на площадь к церкви. Приходит старик из дивьих людей и рассказывает о событиях и предсказывает, что г. Если приходит на площадь недостойный человек, он ничего не видит слышит. Мужики в тех местах знают все, что скрывается большевиками» <Ончуков, 1928>.
В 1926 г. на Урале записан рассказ «о старике из дивьих людей». Он растолковывает едущему на съезд коммунисту знамения грядущих бед: увиденые на дороге мешок с зерном, «кадь, полную крови», и гроб: «Едет, нагоняет пса небольшого роста с батожком. „Путь дорога", — говорит коммунист. "Довези меня", — просит старик. „Нет, — отвечает коммунист, — не могу посадить, лошадь устала". „Все-таки ты меня посади, — говорит старик, — скорее доедешь". Коммунист посадил старика. <...> Едут, старик и спрашивает: „Ты не видал ли дорогой?" — „Видел", — говорит партиец и рассказывает, видел. „Это знамения вам. <...> Мешок с хлебом предвещает большой урожай. Кадь с кровью — страшную, кровавую войну на полсвета, в крови плавать будете. Но хлеб тогда еще будет. А будет еще хуже: это гроб — голод, я люди будут так умирать, что некому будет и хоронить друг друга. Гроб щи ближе по дороге, чем кадь от мешка, — это мор от войны ближе по времени, чем война от урожайного года". Приехали в город, на Пушкинскую улицу в чрезвычайку, и коммунист посадил старика пока что в чижовку, а когда его хотели допросить, он исчез" <Ончуков, 1928>

Ендарь - Сказочный персонаж в легендах древних славян.
По поверьям в Вятской губернии, ендарь живет под старым дубом питается воздухом. Размером он с кабана. Подробнее он не описывается - его функции и облик не ясен.

Жихарь - Дух обитающий в жилище человека; маленький сказочный человек.
    Жихарями (в значении "старожилы", "домоседы", "зажиточные хозяева", ср.: жихарь - живущий ссыстари на известном месте) могли именовать духов - обитателей и радетелей крестьянского дома, усадьбы. (домового, дворового, овинного, банника)Выражение "жихорко" в применении к человеку характеризует любящего домашнюю жизнь (в Вятск. обл) <Васнецоы, 1908>
    В сказках Жихарка, Жихорько, Жихорко, Жихоня - маленький человечек. Образ, видимо, соотнесен и связан с образом домового, и служит "выражением домашности, любви, привязанности к добру" ( в Арх.обл.)

Зыбочник - По поверьям славян - леший, качающийся на ветвях, деревьях; дух, проникающий в зыбку (колыбель).
"Зыбаться" означает "колебаться, качаться, раскачиваться на ветру", зыблющимся представлялось и топкое болото. "Зыбающимся", т.е. расскачивающимся на деревьях (возможно - и на трясине), крестьяне некоторых районов России представляли лесного и болотного "хозяина", лешего, который именовался зыбочник (в Арх. и Волог. обл. Иногда зыбочником (от "зыбь"?) называли и водяного.

На Вологидчине, Новгородчине и Псковщине зыбочник - полуденный дух, опасный для детей. В Вологодской губернии пустую колыбель (зыбку) "не оставляют открытой, чтобы не проник а нее "полуденник", "денник" или "зыбочник" и не стал бы пугать ребенка до смерти.

Злыдни - языческие злобные духи древних славян, олицетворение Недоли, навьи прислужники.

Так же их еще называют криксы или хмыри - болотные духи, которые тем опасны, что могут пристать к человеку, даже вселиться в него, особенно на старости лет, если в жизни человек никого не любил и у него не было детей.
   Злыдня имеет не вполне определенный облик (говорит, но невидима). Она может оборачиваться человечком, маленьким ребенком, нищим стариком. В святочной игре злыдня олицетворяет бедность, нищету, зимний мрак. (в Смол. обл.)
    В доме злыдни чаще всего селятся за печью, но любит и внезапно вскакивать на спину, плечи человека, "ездить" на нем. Злыдней может быть несколько (до двенадцати, что наводит на мысль об связи их с трясовицами, которых было тоже двенадцать). Однако, проявив некоторую смекалку, их можно переловить, заперев, заключив в какую - нибудь емкость.
   "Документальные упоминания о злыднях восходят к XVв. В старинных "Словах о ленивых" (по спискам XV в.) находится такое место: "Тогда же тому человеку приближаются злыдни... да обовьются ему около головы, да прострутся ему по хребту, да сядут у него на прозе с веником, сегодня положил полжензи в калиту, а на завтреях хватится - злыдни вынесли"». <Сумцов, 1913>
    Злыдня - персонаж более характерный для поверий южных, юго - западных районов России; чаще всего о злыднях повествуется в сказках.

Земляная кошка — в русских поверьях - подземная кошка, охраняющая клады.
«По тем местам от Гальяна до самой Думской горы земляная кошка похаживает. Нашему брату она не вредная, а волки ее боятся, если уши покажет» (Урал), «Тут она и вспомнила про земляную кошку, про которую мужик сысертский сказывал. Дуняха и раньше слышала, что по пескам, где медь с золотыми крапинками, живет кошка с огненными ушами. Уши люди много раз видели, а кошку не доводилось. Под землей она ходит» (Урал).

По легендам русских золотоискателей, один из сторожей заколдованных кладов — кот. Образ земляной кошки в уральских поверьях, возможно, навеян и природным явлением — это мерцающие (как кошачьи глаза) сернистые огоньки, выходящие из земли. Уточним, однако, что, по версии знатока уральских поверий П.П.Бажова, у кошки «мерцают» не глаза, а уши: «...вдруг два синеньких огня вспыхнуло. Ни дать ни взять — кошачьи уши. Снизу пошире, кверху на нет сошли. <...> Подбежала — точно, два огня горят, а между ними горка маленькая, вроде кошачьей головы. <...> Дивится Дуняха, как они горят, коли дров никаких не видно. Насмелилась, протянула руку, а жару не чует. Дуняха еще поближе руку подвела. Огонь метну лея в сторону, как кошка ухом тряхнула, и опять ровно горит. <...> Так и добежала до Чусовой реки, а уши уж на том берегу горят» <Бажов, 1992>.

Игоши - в славянской мифологии - дети кикиморы болотной или умершие младенцы проклятые своими родителями, некрещеные или просто мертворожденные младенцы. Они продолжают невидимо жить (и даже расти) там, где они похоронены, или в своем доме (достаточно часто мертворожденных младенцев закапывали в подполье или близ избы). Игош существо вообще непонятное - безрукий, безногий, невидимый дух. Если он живет в доме, то по части пустого озорства сто очков вперед даст ишишигам и кикиморам вышеназванных существ. Его боялись и уважали, и потому порой за столом отводили особенное место и выделяли отдельную тарелку с пищей и ложку. Обычно они незримы и ночью бродят по избе.
Сведенья об игоше немногочисленны. Безрукость и безногость игоши в поверьях, возможно, свидетельствует о его "неполноте" , отличии от людей (он существо едва оформившееся, едва явившееся на свет) или же отражают "змеиную" природу этого существа.

Кикимора болотная - в славянской мифологии - злой болотный низший дух. Близкая подруга лешего - кикимора болотная. Живет в болоте. Любит наряжаться в меха из мхов и вплетает в волосы лесные и болотные растения. Маленькая женщина путающая пряжу и ворующая маленьких детей, затаскивает зазевавшихся путников в трясину где она и обитает. Людям показывается редко, ибо предпочитает быть невидимой и только кричит из болота громким голосом. В этом она схожа со своей сестрой Домашней кикиморой.

Многозначность образа кикиморы отражена в самом ее имени, двусложном (кики-мора) и трактуемом различно. Первая его часть, возможно, возникла из звукоподражания, ставшего названием и птичьих криков, и самих птиц, а также причитания, плача: «кикать», «кикнуть» означает «кричать» (о птицах), «плакать, причитать» (о людях); «кикарика» – это и крик петуха, и сам петух; кроме того, «кика», «кики-болка» – «женский головной убор», в ряде губерний России напоминающий своей формой птицу.

Вторая часть названия – «мора», «мара» – может быть и наименованием самостоятельного мифологического персонажа (Мара – дух в доме, привидение, домовой) (см. МАРА).
Таким образом, в двусложном имени кикиморы отразились представления о ней как о существе, связанном с птицами (окурином боге? о куриной смерти?), и, возможно, о существе плачущем, причитающем перед бедой, а также о привидении, ночном кошмаре, персонифицированной судьбе, смерти.
Многозначность и некоторая расплывчатость представлений о кикиморе обнаруживается и в том, что кикиморой (шишиморой) может называться и лешачиха, лесовая русалка (Волог., Лен., Сиб.), и «водяная хозяйка» (Вятск.), и дух, сходный с полудницей, охраняющей поля с огромной сковородой (Волог,), и антропоморфная фигура, сжигаемая на масленицу (Яросл.), и лихорадка (Яросл.), и женщина-кликуша (Вятск.), и дух, вызывающий кликушество (Перм.)

Кикимора - в славянской мифологии - злой дух. Восходит к женским божествам связанным с судьбой и прядением, которые с приходом христианства трансформировались в низших духов.

Образ кикиморы в поверьях – один из самых многоплановых и «неуловимых». Как и многие другие духи дома и крестьянского подворья, кикимора редко показывается людям. Оставаясь невидимой, она дает знать о себе шумом, различными проделками.
Кикимору обычно представляют существом небольшого роста – крохотной старушкой (Яросл.) или маленькой женщиной: «В каждой избе хозяйка есть – кикимора. Вышла из подполья, маленького роста, с причетами» (Волог.); кикимора так мала, что не появляется на улице из боязни быть унесенной ветром (Волог.),
Кикимора может иметь облик обычной женщины (Волог., Олон., В. Сиб.); нагой девушки с длинной косой (В. Сиб.); быть очень уродливой, неряшливой (Волог.). Соответственно она представляется и одетой в рвань, лохмотья, и в женскую крестьянскую одежду; и с распущенными волосами, и с бабьим повойником на голове: «Повадилась кикимора у мужика ездить по ночам на кобыле и бывало загоняет ее до того, что оставит в яслях всю в мыле. Изловчился хозяин устеречь ее рано утром на лошади.
Сидит небольшая бабенка, в шамшуре [головном уборе – волоснике], и ездит вокруг яслей. Я ее по голове-то плетью, соскочила и кричит во все горло: «Не ушиб, не ушиб, только шамшурку сшиб!»« (Волог.).
Кикимора может обитать в хлеву, во дворе, в курятнике, в кормовом сарае, на чердаке (Новг., Волог., Олон.), в пустых постройках (Сев., Перм., Том.), в бане (Костр.), в кабаке (Самар.). Чаще всего она появляется в доме (выходит из подполья); помещается за печью, на печи или в голбце.
В некоторых районах России были уверены, что кикиморы существуют только в Святки (Новг., Волог.) или «одну ночь против Рождества» (перед Рождеством) (Новг.); «кикимора – дух, имеющий вид девушки в белой рубахе... живет до Святок в гумнах, а после Святок уходит», видят ее редко (Сев.). На Вологодчине считали, что кикиморы во время Святок рожают: их дети называются шуликуны, они вылетают через трубу на улицу и живут там до Крещения (19 января).
Однако более распространено представление о постоянном пребывании кикиморы в доме. Обычно невидимая, она обнаруживает свое присутствие в основном ночью: поселившись в пустом доме, она бросает во входящих камнями из развороченной печи (Том.); в жилых избах кикимора растворяет двери и перебегает из комнаты в комнату; тревожит скотину (Перм.); топает, стучит, гремит посудой, бьет ее, кидается из подполья луковицами, проказит с печной вьюшкой, мешает спать детям, щиплет перья у кур (Яросл., Новг., Олон., Волог.). Кикимора мучит по ночам животных, стрижет на Святках овец (Новг.); гладит скот, ухаживает за ним, но, рассердившись, стрижет овец, выстригает шерсть у скота, волосы хозяев (Олон., Волог.). «Метящая» таким образом скот кикимора напоминает мокушу северных поверий, покровительствующую, по мнению ряда исследователей, овцеводству, прядению, «бабьему хозяйству».

В некоторых районах России кикимору представляют помогающей по хозяйству, но чаще всего ее проделки вредны; они не только доставляют мелкие неприятности, но могут буквально изгнать хозяев из дома: «В Сарапульском уезде Вятской губернии во вновь построенном доме оказалась «кикимора»: никого не видно, а человеческий голос стонет; как ни сядут за стол, сейчас же кто-то и скажет: «Убирайся-ка ты из-за стола-то!», а не послушают – начнет швырять с печи шубами или с полатей подушками; так и выжила кикимора хозяев из дому» [Зеленин, 1916].

Позднее кикиморами стали называть еще и некрещеных или проклятых во младенчестве матерями дочерей, которых уносят черти а колдуны сажают к кому-нибудь в дом. Кикимора путает пряжу и ворует маленьких детей. Кикиморы хотя и бывают невидимы, но с хозяевами репликами перебрасываются. Иногда кикимора оборачивается серой кошкой. Днем она сидит за печкой невидимкою, а ночью прядет иногда или проказничает. То вдруг загремит, затрещит на потолке; то впотьмах подкатиться клубком к кому либо из семьи по ноги и собьет его как овсяный столп; то когда все   уснут, ходит по избе, урчит, ревет и сопит как медвежонок; то средь ночи запрыгает по полу синими   огоньками... Детей часто находили на рассвете спящими головой вниз, а ноги на подушке. Кикимору можно   вывести из избы.
Вот маленький заговор:
Ровно в полдень запрячь дровни, да не смотреть что дето. Дровни подвести к
сеням, расстелить на них шубу   мехом вверх. Взять старую метлу и мести ею избу, на потолке, под крышей и приговаривать до 3-х раз: "Честен дом, святые углы! Отметайтеся вы от летающего, от плавающего, от ходящего, от ползущего, от всякого врага, во дни и в ночи, во всякий час, во всякое время, на бесконечные лета, от ныне и до века. Вон, окаянный!"
Трижды перебросить горсть земли через плечо у сеней к дровням, да трижды плюнуть; после этого свезти   дровни, и шубу в лес.
   Вот еще один способ избавиться от кикиморы. В доме надо найти куколку и сжечь ее на костре и тогда все проказы прекратятся и кикимора уйдет.

Запреты для людей прясть и ткать по большим праздникам указывают на сакральный смысл этих занятий, ибо в «поворотные», «переходные» моменты (полночь, Рождество, Святки) мир может быть правильно (или неправильно) «свит, сплетен, сшит или спряден, соткан».
Кикимора, в отличие от людей, иногда прядет только в Святки, в те двенадцать дней января, которые определяют ход всего будущего года. Очевидно, прядение кикиморы (когда она не вредит хозяйству) – это прядение «нитей судьбы» дома и его обитателей. Она персонифицирует судьбу, рок. Действиями кикиморы-судьбы, не только прядущей, объясняли и болезни скота и различные заболевания кур, а также несчастья, неполадки в доме и хозяйстве, причины которых непонятны.
Кикимора именуется иногда «женой домового», но она, скорее всего, вполне самостоятельный мифологический персонаж.
«Своенравная, как судьба», кикимора не столько помогает, сколько вредит. Так, например, хотя на Вологодчине камень с отверстием («куриный бог») и называли кикиморой одноглазым, подвешивали его в курятнике именно для охраны птиц от кикиморы.
Кикимора не только персонифицированная судьба. В ее облике прослеживаются и черты покойника, проклятого, отсуленного нечистой силе: «Кикиморы – суть женщины, унесенные в младенчестве чертями и посаженные на несколько лет колдунами кому-нибудь в дом», – отмечал в конце XVIII в. М. Д. Чулков [Чулков, 1786]. В середине XIX в. И. Сахаров писал, что кикимора – проклятая (или родившаяся от девушки и огненного змея) девушка; она быстро бегает, далеко видит, не стареет, все знает [Сахаров, 1849Х В.Даль также считал, что кикиморы – «девки-невидимки», но ими могут быть и умершие некрещеными дети [Даль, 1880]. Представления о кикиморе – неотпетом покойнике или проклятом человеке – прослеживаются в поверьях Вятской губернии, Поволжья.
По некоторым представлениям, кикимору могли напустить колдуны, а также насадить обиженные хозяином при расчете плотники, печники, подложив в каком-либо месте дома (в пазах между бревен, под печью и т.п.) «куклу-кикимору» или просто обрубок, щепку (но с наговорами).
«Дом был у одних тут, все девка в доме ходила. Все помогала. Оне уйдут, она чугунки просты возьмет и в печку затолкат. А то и молоть помогала <... > А ходила нага. И все делала. А спала раньше на полатях. И вот хозяйка пробудилась, рукой повела и ее учухала. А у ней, у девки, коса така длинна! Вреда-то не делает им, но опасно! И давай дом разбирать. И вот нашли куклу в матке... Дом перетащили, после этого ничего не стало» (В. Сиб.). В сходном сюжете кикиморы Акулька и Дунька, «насаженные» старичком странником, всячески вредят и в конце концов выгоняют хозяев из дома. Из-за «насаженной куклы-кикиморы» в избе «маячит» – чудятся то поросенок, то заяц, то собака и даже бык; раздается свист, плач ребенка; слышатся песни и танцы (В. Сиб.).
Кикимора, особенно смешиваемая с Марой (духом в доме, привидением), иногда предстает и своеобразным призраком, «ночным божеством сонных мечтаний» [Чулков, 1786].
Многозначность образа кикиморы отражена в самом ее имени, двусложном (кики-мора) и трактуемом различно. Первая его часть, возможно, возникла из звукоподражания, ставшего названием и птичьих криков, и самих птиц, а также причитания, плача: «кикать», «кикнуть» означает «кричать» (о птицах), «плакать, причитать» (о людях); «кикарика» – это и крик петуха, и сам петух; кроме того, «кика», «кики-болка» – «женский головной убор», в ряде губерний России напоминающий своей формой птицу.
Вторая часть названия – «мора», «мара» – может быть и наименованием самостоятельного мифологического персонажа (Мара – дух в доме, привидение, домовой) (см. МАРА).
Таким образом, в двусложном имени кикиморы отразились представления о ней как о существе, связанном с птицами (о курином боге? о куриной смерти?), и, возможно, о существе плачущем, причитающем перед бедой, а также о привидении, ночном кошмаре, персонифицированной судьбе, смерти.
Многозначность и некоторая расплывчатость представлений о кикиморе обнаруживается и в том, что кикиморой (шишиморой) может называться и лешачиха, лесовая русалка (Волог., Лен., Сиб.), и «водяная хозяйка» (Вятск.), и дух, сходный с полудницей, охраняющей поля с огромной сковородой (Волог,), и антропоморфная фигура, сжигаемая на масленицу (Яросл.), и лихорадка (Яросл.), и женщина-кликуша (Вятск.), и дух, вызывающий кликушество (Перм.),
Кикимора-судьба – существо достаточно непредсказуемое, поэтому в поверьях отмечено мало способов задобрить ее или вступить с нею в договорные отношения. Если кикимора начинала греметь посудой или бить ее, крынки перемывали водой, настоянной на папоротнике (считая, что кикимора после этого оставит посуду в покое). От проказ кикиморы помогали подвешенные в курятнике камень «куриный бог», горлышко разбитого кувшина, старый лапоть, кусочек кумача. Оберегая от кикиморы скот, в хлеву (под ясли) клали «свинобойную» палку. В доме, остерегаясь кикиморы, засовывали под печной шесток верблюжью шерсть с ладаном, не оставляли неблагословленными пряжу, веретена, прялки, коклюшки.
«Напущенную», «насаженную» кикимору-куклу отыскивали и изгоняли с помощью колдунов, стараясь задобрить «насадивших» ее мастеров.
Изгнать кикимору можно было и окропив дом святой водой, и с помощью заговоров. В некоторых губерниях России кикимору «для профилактики» выпроваживали из дома 17 марта, в день Герасима Грачевника. Изгнание кикиморы сопровождалось приговорами типа: «Ах, ты гой еси, кикимора домовая, выходи из горюнина дома скорее, не то задерут тебя калеными прутьями, сожгут огнем-полымем и черной смолой зальют» (Ю. Сиб.).
По поверьям ряда районов России, кикимора, как и домовой, боялась медведя и убегала от него: «В одной избе ходила кикимора по полу целые ночи и сильно стучала ногами. Но и того ей мало: стала греметь посудой, звонить чашками, бить горшки и плошки. Избу из-за этого бросили, и стояло то жилье впусте, пока не пришли сергачи с плясуном-медведем. Они поселились в этой пустой избе, и кикимора, сдуру, не зная, с кем связываться, набросилась на медведя. Медведь помял ее так, что она заревела и покинула избу. Тогда перебрались в нее и хозяева, потому там совсем перестало «манить» (пугать). Через месяц подошла к дому какая-то женщина и! спрашивает у ребят:
– Ушла ли от вас кошка?
– Кошка жива да котят принесла, – отвечали ребята.
Кикимора повернулась и пошла обратно и сказала на ходу: «Теперь совсем беда: зла была кошка, когда она одна жила, а с котятами до нее и не доступишься». [Максимов, 1903].

Коловертыши, Коловерши - в русской мифологии существа, помогающие ведьмам, колдунам; накапливающие в себе достаток и приносящие его в дом. «У Морозова Леньки ребятишки, коловерши, все домой тащат» (Куйб.).
В поверьях Тамбовщины коловертыш — фантастическое существо, помощник ведьмы. Он похож на зайца, но спереди у него большой мешкообразный зоб. В этот «мешок» коловертыш забирает добытые ведьмой молоко, масло, а дома изрыгает их в посуду, которую приготовила ведьма. Коловертыша может иметь и облик черной кошки (тоже с зобом-мешком), обитать под полом или под печкой у наделенных колдовскими уменьями людей (Тамб.). «Коловертый» означает «быстрый», «верткий».
   В Поволжье коловершей именуют и кошку-оборотня, а также существо, похожее на человека, но, как и коловерша, помогающее хозяину дома (Сарагп., Самар.).

Крапчик - пчелиный царек в русских повериях и заговорах.
" И приведоша к ножиям твоим крапчика и матку со всею силою пчелиною. Куда, Госпди, девать и сажать?" (из заговора)
Крапчик - "с вершок длины, серого цвета: живет будто бы один на пчельнике" (Калужск)

Кулешата, Кулиши - по старорусским поверьям - маленькие водяные чертики; нечистые духи в подчинении у колдунов .
   Кулиши Вятской губернии — маленькие чертенята разных цветов, появляющиеся во множестве на Святках. Куляш — водяной чертенок, который выходит из воды на Крещение (Волог.).

По распространенным представлениям. Рождество и Святки «празднуют» все силы и существа мира. В это время нечистые духи особенно активны — как «силы зла», и как воплощение «дохристианских», но необходимо сохраняющих свое влияние на мир и людей сил.
Собираясь вместе, они появляются на земле, между людьми, в том числе выходят из воды, считающейся традиционным местообитанием нечистых, чертей. На Вологодчине и в Вятской губернии кулиши, куляши преимущественно водные чертенята.
    Представления о «судьбе» нечистых духов во время Святок неоднозначно кое-где говорят, что они выскакивают из воды только 19 декабря, во врет Водосвятия: «На Крещенье куляши из воды выходят, почему не ходят по вод чтобы не зачерпнуть куляша» (Долог.). На Ярославтцине 19 декабря (и в течение недели после него) не полоскали белья, опасаясь, что за него ухватится вылезет из воды нечистая сила.
       Название кулиш, куляш, по-видимому, заимствовано из финно-угорсю языков («в финно-угорском ареале kul [куль] — весьма распространенный персонаж», это «дух», «злой дух») <Черепанова, 1983>.
   Интересно, что «куль» — это и «капюшон, головной убор в виде колпака Возможно, что в наименовании кулиш, куляш в какой-то степени отражены представления о нечистом духе как о существе с головой «шишом» или остроконечном головном уборе (кроме того, «кулемёс» — это «деятельный, бестолковый человек», «кулёмесить» — «дурить», что может характеризовал помощников-кулешат как очень деятельных, но суетящихся, бестолковых вредных: «Ну пошла кулемеса не от добра, а от беса» <Даль, 1881>; «Ну почал наш кулемёс кулёмесить, никому покою не дает, а толку ни на грош (Сарат.).

Дикинькие мужички

Это существа небольшого роста с огромной длинной бородой и хвостом, сродни лешим. Бродят по лесу, перекликаясь в глухую полночь страшными голосами, нападают на людей, с хохотом щекочут их по всему телу костяными пальцами, пока они не умирают

Аука

ЭТО ДУХ леса, который, в отличие от прочей нежити, не спит ни зимой, ни летом. Сам Аука маленький, пузатенький, щеки надутые. Живет он в избушке, проконопаченной золотым мохом, вода круглый год от талого льда, помело — медвежья лапа. Зимой ему особое раздолье, когда лешие спят! Любит он морочить голову человеку в зимнем лесу, отзываться сразу со всех сторон. Того и гляди заведет в глушь или бурелом. Вселит надежду на спасение, а сам водит до тех пор, пока не утомится человек и не уснет сладким морозным сном, обо всем забыв.

Нечистые духи славян-2

Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2

Re: Нечистые духи славян-2